Об аллегорическом и типологическом истолковании Библии было уже написано очень много. Давно стало общим местом утверждение, что на самом деле они мало что общего имеют с подлинным значением библейского текста: аллегорически толкователь в любой детали видит указание на некую идею, а типологически - сводит любой библейский сюжет к истории Иисуса Христа. Например, Августин Иппонский так понимает евангельскую притчу о милосердном самарянине (Лука 10:35): путник - это человек, покинувший Рай, напавшие на него разбойники - это бесы, лишающие его вечной жизни, священник и левит - не способный спасти человека иудаизм, самарянин - Христос, а гостиница, куда он доставил раненого - Церковь (Quaest. Ev. 2.19). Начиная с Августина, такое толкование на Западе становится нормативным (вплоть до того, что в средние века его изображают на витражах соборов, например, в Бурже во Франции). Впрочем, и Августин, в свою очередь, заимствовал его у своих предшественников - первым предложил аллегорическое истолкование Ориген (Том 34.3). Даже самые мелкие детали получают у аллегористов свое значение, причем у разных толкователей разное: так, для Оригена хозяин гостиницы оказывается ангелом, а для Августина - апостолом Павлом; две монеты, которые дает ему самарянин, для Оригена означают познание Отца и Сына, а для Августина - обещание блага в этой и будущей жизни. Действительно, можно сказать, что такое толкование сознательно выдергивает отрывок из контекста и отстраняется от того смысла, который вкладывает в текст автор. Всякому читателю из контекста становится видно, что на самом деле притча отвечает на вопрос "Кто мой ближний? " и содержит ясно выраженный нравственный императив. Автор классического труда о евангельских притчах Ч. Г. Додд [Додд, 2004, с. 4 - 5], начинает именно с такой категорической критики толкования Августина Иппонского. Работы на эту тему появляются в последнее время и в России [Нестерова, 2005; Нестерова, 2006]1. Но ведь аллегористы и не утверждают, что такого значения у ... Read more